[deSAD]

Сообщение от Owl-99

... Но некоторые моменты, так скажем, требуют коррекции с точки зрения исторической справедливости. Потому что (к примеру) вот укоренившееся во многих светлых головах "исчезновение документов и вместе с ними подтверждений на сбитые за 1941 год", существовавшее, по всей видимости только в воображении и мемуарах Трижды Героя - это не что иное как вранье чистой воды, и в этом собственно любой неленивый может убедиться, получив на руки эти "исчезнувшие" документы в ЦАМО. Покрышкин, будем называть вещи своими именами, все это просто придумал, зачем - не знаю, видимо тщеславие такая штука, которой подвластны и самые лучшие и сильные личности и ему показалось (при написании мемуаров) что три Звезды, 6 орденов Ленина и т. д. это "маловато будет" и он свое причитающееся по жизни недополучил.

Я - не стану скрывать - давненько "Айболита не перечитывал", но, тем не менее, не могу припомнить, чтобы А.И.П., что называется, "открытым текстом" заявлял об "исчезновении документов и вместе с ними подтверждений на сбитые за 1941 год" Да - сетовал на то, что ему не все "посчитали" (а кто из летунов не (по)сетовал, хотел бы я знать? ), но - в общих чертах, без каких-либо ссылок на "исчезновение документов" ...

Сообщение от Покрышкин А.И. Небо войны. - М.: Воениздат, 1980, глава "Зима больших надежд"

... В канун 1942 года на нашем фронте наступило затишье. Даже авиация не проявляла обычной активности. Приближался новогодний праздник.
В полку и дивизии подводили итоги, подсчитывали, кто сколько совершил боевых вылетов и сбил вражеских самолетов. И на войне у нас было развернуто социалистическое соревнование.
Вечером накануне встречи Нового года к нам в землянку забежал адъютант эскадрильи.
— Послушайте, что происходит, — сказал он, отозвав меня в сторону.
— Что же именно?
— Кое-кто поступает несправедливо. Я лично сам готовил сведения и знаю: у вас больше всех боевых вылетов и сбитых самолетов. А первое место почему-то дали капитану Фигичеву.
— Вот и хорошо.
— Что же тут хорошего?.. — растерялся адъютант. — Ведь показатели у него ниже...
— Одни ниже, другие выше. Сбитых-то самолетов у него больше.
— Да нет же, — горячился адъютант. — Вот тут у меня все записано... — И он начал разворачивать свои бумаги. — Я о вас беспокоюсь, о вашей чести.
— Спасибо, — не сдержался я. — О своей чести я позабочусь сам, и не здесь, а в полетах. А Фигичев заслуживает первенства. Сегодня такой подарок ему особенно кстати. Жених!
— Это верно, — вздохнул адъютант и, козырнув, вышел из землянки.
Разговор с адъютантом все-таки задел меня. Оказывается, там, в дивизии, не забывают тех, кто их критикует. Не осмелившись отказать мне в награде, они решили все-таки ущемить меня при подведении итогов соревнования. Что ж, пусть это останется на их совести. Я солдат, и надо быть выше мелких обид.

Сообщение от Покрышкин А.И. Небо войны. - М.: Воениздат, 1980, глава "Край войны"

... На следующее утро я разыскал дом, в котором остановился комиссар.
— А-а, Покрышкин, входи, входи, — сказал Погребной, приподнимаясь с постели, чтобы подать мне руку.
На его бледном лице уже заметно проступал румянец, глаза светились бодростью. "Значит, поправляется", — с радостью подумал я. И, словно угадав мои мысли, Михаил Акимович сказал, что скоро поднимется, что его уже давно тянуло в полк, поэтому он и уехал из госпиталя.
— Ну, рассказывай, что случилось с тобой, — вдруг перевел он разговор и опустил голову на высокую подушку.
Я доложил комиссару обо всем, что произошло, и вынул из кармана копию отношения в трибунал, подписанную Краевым.
Прочитав эту стряпню, Погребной долго лежал молча, закинув руки за голову. Я тоже молчал, ожидая, что он скажет.
— Да, Покрышкин, положение сложное. Надо хорошенько подумать, как тебе помочь.
Я признался, в чем конкретно виноват, но заметил, что подошли ко мне предвзято, бесчеловечно. Одно дело — наказание за провинность, и совсем другое — безжалостная расправа. Я попросил Михаила Акимовича написать на меня правдивую характеристику и направить ее в военный трибунал.
— Я немножко тебя знаю, — улыбнулся Погребной. — Ты правильно говоришь, что нельзя перечеркивать в человеке все хорошее, если он допустил ошибку. А некоторые наши начальники поступают иначе: если кто споткнулся — топчи его в грязь, а не то, поди, еще поднимется да выше станет... Сколько у тебя вылетов?
— Больше четырехсот.
— А сбил сколько?
— Официально двенадцать, да есть еще не засчитанные.
— Ну вот. Этого, брат, не перечеркнешь.
Комиссар снова приподнялся на локоть. Он осуждал меня за горячность, сетовал на то, что дело зашло слишком далеко, потом стал расспрашивать о товарищах, об учебе. Мне показалось, что мы снова сидим с ним под крылом самолета и беседуем, как это часто бывало на фронте.
— Иди включайся в жизнь полка. Я сегодня же напишу характеристику на тебя и передам в штаб. Сегодня! — Он крепко пожал мне руку.