[Chernomor]

Демутов трактир. Ночь.
Подъезжает коляска.
-Тпру...Благодарствую, вашество...
На мостовую из экипажа слезают Пушкин и Баратынский.
Пушкин замешкался на высадке, Баратынский пытается открыть дверь в трактир.
-Саня, тут кажись, закрыто...Или чё, я не пойму?
-Толкай внутрь!
-О...Точно...Смотри, тут ступеньки вниз крутые, с поворотом!
-Знаю.

Гости спускаются в полуподвальное помещение.

На входе они сдают шляпы и плащи какому-то толстяку в форме румынского гвардейца.
И попадают в приёмную ада.
-Хоть топор вешай. Давай туда, к пальме.
Усаживаются.
Прибежал половой. И уставился на Пушкина.
-Что прикажете покушать?
Пушкин:
-Графин Старки, рассольник по-ленинградски, бифштекс с луком и салат столичный,-переводит
взгляд на Баратынского...-Да, Жека?
-Ага...и нарезку...И скатерть смени!
Половой переворачивает скатерть, ставит на неё пепельницу и пропадает в дыму.
Приятели осматривают трактир.
Ни зги не видно.
-Да, Саня...ну, ты меня и завёл. Найти бы потом выход.
Пушкин закуривает и небрежно бросает на стол пачку польских папирос "GWIZDEK".

Вдруг, из дыма появляется половой.
Ловко расставляет на столе приборы и заказ.
-А, что милейший, так тихо? У вас музыканты то имеются?
-А, как же-с! Они закусывают, скоро будут...Да, вот и они-с.
Мимо приятелей проходит кавалькада людей во фраках с пюпитрами в руках, и красными лицами.
Дожовывая ужин они карабкаются на эстраду, и тут же откуда то из дыма достают инструменты.
К ним подбегает человек и что то говорит главному.Тот наклоняется с эстрады, развернув ухо к просителю,
понятливо кивает головой. После того, как к нему в нагрудный карман опускается монета, главный становится во фронт оркестру и
взмахивает дирижерской палочкой.
Из оркестра приставным шагом выделяется солист.

-Тум, тум...Раз...Раз...Раз-два-три-раз...(визг микрофона) Мы продолжаем наш вечер. И, для нашего гостя из
Самарканда звучит песня "В Вологде-где".

Друзья принялись за ужин.

-Саша. Ну, вот почему ты уклоняешься от сегодняшнего трэнда?
-Ты о чём?-Пушкин зашвырнул в себя рюмку со старкой резким кивком головы назад.
-Да, ведь сознайся, что твой выбор издательства...ну, совершенно опрометчив. Ты уже получил гонорар за "Онегина"?
-Женя, не начинай. Ты ведь знаешь, что УчПедГИз у меня очень много заказывает.
-Да...И при этом очень мало, и не часто платит.
-Ну, и что? Что ты предлагаешь?
-Саша...Тебе, как другу. Издательство "Спидинфо-голос Свободы-продакшн". У меня там свои ходы.
-И что я туда напишу?
-Да, что угодно. Например "Живые мертвецы".
Пушкин безучастно пилит бифштекс ножиком.
-Ладно... "Живые мертвецы -2"..."Бродячие мертвецы"?...Может, "Сидячие мертвецы"?..."Лежачие..."...не?
-Жека, отстань. За отсутствующих здесь дам!
-Ну, хорошо. Дарю тебе тему для прозы, или для пьесы. Стацкий советник является поздно ночью домой...А, его
жена под к0кс0м, голая...и...мёртвая...
-Что значит..."голая"?
-Ну...то и значит, что на ней ну, ничегошеньки.
-Совсем?
-Совсем! А?
-Женя...но, ведь это же гавно.

Тут у столика приятелей выросла фигура эдакого молодца в бобровой шубе.
Тот щелкая большим и средним пальцем...указательным целился в Пушкина.
-А, я вас знаю! У прапорщицы Кузьминой, третьего дня Вы читали свои стихи.
Пушкин вытер салфеткой губы.
-Да, нет...Вы ошиблись.
-Ну, как же...я даже запомнил:
...Вдоль дороги лес густой
С бабами ягами.
Что то там...Кот учёный на цепи...
И плаха с топорами...

Баратынский:
-Ах, вот в чём дело...Это не он. То был Роберт Рождественский. Они меж собою очень похожи,
и их часто путают.
-В самом деле?
-Ну.-Пушкин потянулся за графином.
-Конфуз, господа...А, как похож! Вот, если бы не усы, ну вылитый... вы-ли-тый!
-Какие усы? - Баратынский стал разглядывать под носом у Пушкина.
-Господа, разрешите отрекомендоваться. Штабс-ротмистр Траубенберг...в отставке, теперь помещик.

В это время к штабс-ротмистру подскочил румынский гвардеец.
-Ваше благородие, цыгане прибыли!
-С медведем?
-Так точно!
-Пусть ждут возле трактира.
-Есть!
Гвардеец удалился.

-Господа, я вас сейчас познакомлю с Лизой...Лиза, пойди ка сюда!
-Ну, что такое?
-Ну ка, угадай кто это?
-Я не знаю.
-А, кто должен знать, Пушкин, что ли? Это Роберт Рождественский!
Пушкин:
-Но...
Штаб-ротмистр:
-А, это Лизавета Пална, супруга моя.
Лиза:
-Господа, едемте с нами...
Штаб-ротмистр:
-В самом деле, господа. Едемте...Тут не далеко моё поместье...Жабина. Слыхали?
-Ээээ...
-Не приму отказа. Ей Богу, поехали...На рыбалку с ночёвкой махнём. У меня там банька, то...сё...А?
-Шура, а поркуа па? Айда?
-Но...А, ладно...

Штабс-ротмистр:
-Половой, счёт за всё!И за господ, да в дорогу собери.Как всегда... Швейцар! Строй цыган. И что б экипажи
в полной готовности у меня, не то шкуру твою в оркестр на барабан отдам!
-Есть!

Началась толкотня в коридоре. Таскают припасы, штаб-ротмистр строго поверяет, что носят...кивает, а сам за рюмкой с новыми знакомыми показывает на весь размах рук, какие у него там раки и стерлядь.
Тут румынский гвардеец:
-Ваше благородие, экипажи готовы, цыгане построены, оркестр на дворе у входа!
-Ну...давайте стременную! Ух...за мной!
Приятели одели шляпы и плащи...В след за штабс-ротмистром вышли на улицу.
Гвардеец:
-Ровняйсь! Смирнаааа!Для встречи справа, нааа..краул!
Цыгане вскинули на плечо гитары...Медведь поднял бубен.
Штабс-ротмистр:
-Вольно.
-Вольнааа!
-Значит, так. Едем в Жабину. Шкоду в дороге не чинить, шинкарей без дела не лупить, а то в прошлой экспедиции...В общем, песни орать всю дорогу.
Два гитариста и медведя ко мне в головной экипаж, два - в экипаж с гостями...остальные по каретам.

Затем, подошел к оркестру.
-Как дам отмашку - "Славянку", да так что б вся Мойка проснулась.
И прикрепил сторублёвый лист на лоб дирижера.
-По вагонам!
Все полезли в тачанки.
Штабс-ротмистр обошел колонну, залез на козлы головного экипажа.
-Пошел!- И дал отмашку.
Медведь ударил в бубен, загремел марш "Прощание славянки", и обоз двинул по набережной Мойки в сторону Московской заставы.