[МишаТ]

Эти события описаны в мемуарах А.И.Крылова:
"Голубенков резко качнул самолет с крыла на крыло, что означало: «Приготовиться к удару!» И в это мгновение словно треснуло небо. Со всех сторон с леденящим душу грохотом вспыхивали огненные шапки разрывов зенитных снарядов. Густо чертили воздух трассы скорострельных «эрликонов». Разноцветные шары, как гирлянды праздничной иллюминации, светлячками поднимались ввысь, убыстряя свой бег, все плотнее и плотнее окутывали самолеты. Потом, мигнув, они мгновенно гасли, оставляя за собой чуть заметную темную полоску.
«Низковато, — с тревогой подумал Голубенков. — Вон как свирепствуют «эрликоны»!
Но было уже поздно — впереди цель! Темные клочья сгоревшей взрывчатки, словно в бешеном танце, метались среди воздушных кораблей. Командир дважды энергично качнул самолет вправо и решил: «Пусть ведомые экипажи немного рассредоточатся».
Голубенков небольшими отворотами старался сманеврировать. В его четких, рассчитанных действиях не чувствовалось никакой нервозности. Скорей с любопытством, чем со страхом, следил Иван Васильевич за разрывами зенитных снарядов. Он еще с войны с белофиннами хорошо знал, что маневр, тем более в строю, почти неэффективен в таких условиях. Но что поделаешь, надо пробиваться. Большинство летчиков удивительно быстро привыкают к самым тяжелым испытаниям. Как бы трудно ни было, всегда живет в них светлая надежда, вера в удачу и благополучный исход полета. Вот и сейчас неистово бьют зенитки, однако все самолеты уверенно держатся в группе, упорно приближаясь к цели. В эти минуты Голубенков полностью овладел своими нервами, а чувство долга и огромной ответственности за исход боя, ответственности перед товарищами придало ему еще больше твердости и решимости.
Неожиданно слева, со стороны города, выше строя промелькнули необычно узкие, длинные силуэты. Они не были похожи ни на что из того, что видел капитан раньше. «Мессершмитты»!»—догадался Голубенков, с любопытством всматриваясь в их угрожающий полет.
— «Мессеры»! — доложил и стрелок-радист Василий Смирнов.
— Не проморгать их! — приказал командир. И тут же послышался твердый голос штурмана Шведовского:
— Боевой!
— Есть, боевой! — тотчас откликнулся Голубенков, нацелившись на впереди плывущее, похожее на наковальню облако. Не обращая внимания на трассы зенитных снарядов, он точно по курсу повел воздушный корабль на цель.
С тысячеметровой высоты отчетливо просматриваются стоящие на обочине десятка два танков, прикрытые ветками. В центре их — длинное туловище топливозаправщика. Шведовский, растянувшись в своей кабине, замер у окуляра колиматорного прицела. Вот топливозаправщик вписался в перекрестие сетки. Нажата боевая кнопка. Из открытых люков посыпались бомбы. Черные, каплеобразные, они падали, словно связанные невидимой , длинной цепочкой.
— Бомбы! — коротко скомандовали летчики ведомых экипажей В. И. Догадин и Б. П. Банников, видя, как из ведущего самолета посыпался смертоносный груз.
Их штурманы тут же нажали на кнопки бомбосбрасывателей. А через десяток секунд тридцать стокилограммовых бомб со свистом врезались в гущу танков. Багровые фонтаны взметнулись у бронированных машин гитлеровцев, окутав их клубами огня и дыма.
— Есть прямое попадание! Взлетел на воздух топливозаправщик! — доложил Василий Смирнов.
Чуть подальше на шоссе расположилась другая группа вражеских танков. Преодолевая сильный заградительный огонь, ведомые звенья первой девятки старшие лейтенанты Н. И. Калинин и В. Ф. Курочка также метко сбросили бомбы, уничтожив и повредив несколько танков, бронетранспортеров и уложив десятка два вражеских солдат и офицеров.
Зенитчики, ошеломленные мощным ударом ведущей эскадрильи, несколько уменьшили огонь. Но в самый последний момент, когда Голубенков стал отводить свою группу вправо, зенитный снаряд угодил в самолет старшего лейтенанта Бандикова, шедшего справа от командира. Бомбардировщик, словно пушинку, подбросило вверх, и он тут же, на глазах у всех разваливаясь на куски, пошел вниз. Из самолета успел выброситься с парашютом Николай Иванович Левкин.
А в это время истребители противника тремя звеньями навалились на бомбардировщики, атаковав их сверху, со стороны солнца. Стрелки-радисты встретили врага дружным огнем. Старшему сержанту Василию Смирнову и младшему сержанту Дмитрию Беловолу в первый заход удалось поджечь два «мессера». Вскоре они сбили еще по одному. В этот же момент младший сержант Алексей Волков короткой очередью в упор срезал Ме-109, атаковавший самолет командира эскадрильи.
Делая отступление, скажу, что все они в первые дни войны Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1941 года были отмечены высокими наградами:
В. С. Смирнов удостоен ордена Ленина, А. Г. Волков — ордена Красного Знамени, Д. А. Беловол — ордена Красной Звезды.
Воздушный бой продолжался. Несмотря на хорошую оборону, один из «мессеров» все же успел, прежде чем его подожгли, дать длинную очередь по фюзеляжу и правой плоскости самолета командира звена старшего лейтенанта В. Ф. Курочки. Машина загорелась, вошла в отвесное пикирование и врезалась в железнодорожное полотно. Эту наблюдали молодые летчики лейтенанты В. Г. Грунявин и В. Д. Иконников. Психологически они были подготовлены к такому тяжелому воздушному бою, как-то представляли, что это такое. Но когда перед ними в одно мгновение погиб их наставник и командир, когда снаряды с искристыми огненными брызгами метались возле кабин, у летчиков от неожиданности на какие-то секунды дрогнули нервы. Видимо, поэтому лейтенант Грунявин немного отстал от строя, и тут же на его самолет налетели «мессеры». Сразу было перебито управление. Корабль вспыхнул и, перевернувшись на спину, пошел к земле. Из самолета удалось выпрыгнуть с парашютом только командиру — Владимиру Григорьевичу Грунявину.
Потеряв командира звена, видя, как сбили самолет Грунявина, Иконников постарался побыстрей пристроиться к Голубенкову. Но и «мессеры» не дремали: словно шакалы, они набросились на самолет лейтенанта. Гулко и дробно стучал пулемет стрелка-радиста Ивана Белоуса. Вскоре от его меткой очереди еще один стервятник метнулся вверх и, перейдя в штопор, ударился о землю.
Несмотря на потери, враг наседал, атаковал уже не парами, а звеньями. Иконников услышал, как глухо и тупо забарабанили пулеметные очереди где-то сзади кабины: громким вскриком оборвался голос Белоуса. «Прощай, Ваня, прощай!» — как клятву повторял про себя Владимир.
Враг лез напролом. «Мессеры» заходили снизу, где не было никакой защиты, посылали одну очередь за другой. Пули прошли у ног летчика, пробили кабину, оборвав жизнь доброго и отзывчивого нашего товарища штурмана Талагаева. В сорванную перегородку командир увидел окровавленное, приникшее к пулемету лицо друга.
— Как же быть нам теперь, Иван Иванович?.. — в отчаянии спросил Иконников.
Еще не веря, что остался единственным живым на борту, лейтенант снова повторил эти слова. Каким-то краешком сознания он надеялся, что сейчас очнется и ответит ему штурман. Последние слова Владимира утонули в новом, оглушительном ударе. Машину с силой швырнуло в сторону, из рук летчика вырвался штурвал. Он тут же сгоряча схватил его, но сразу почувствовал какую-то непонятную вялость во всем теле, сильная боль обожгла левую ногу. Ниже колена обнаружил застрявшую в кости пулю. Но что это? Почему по левой руке течет кровь? Летчик поднял рукав и увидел у локтя застрявший осколок...
Иконников только сейчас заметил, что горит правая плоскость самолета: языки пламени уже подбираются к фюзеляжу. Кабина стала наполняться удушливой гарью. Летчик инстинктивно схватился за рукоятку колпака и привычным движением потянул ее. Но колпак не сдвинулся.
На какое-то мгновение Иконникова охватило чувство обреченности.
— Неужто конец?.. — сквозь зубы процедил он.
Подняв глаза, он увидел летящие рядом самолеты родной эскадрильи. И сразу какой-то неуемной радостью наполнилось его сердце.
«Нет, умирать рановато!.. Боевые друзья видят, в какую беду попал экипаж, и обязательно придут на помощь».
Но медлить было нельзя. Вот-вот взорвутся бензобаки, и тогда... Придерживая коленями штурвал, Владимир еще раз с силой дернул за рукоятку. Защелка подалась, и фонарь отошел, но не полностью. А огонь подбирался все ближе и ближе. Загорелись унты, хлопчатобумажный комбинезон. Пламя уже обжигало руки, лицо. Иконников с трудом стал различать в кабине приборы. Смерть была рядом. Но Владимир еще жил, хотел жить во что бы то ни стало! Охваченный огнем, летчик с трудом просунул в отверстие голову, стал жадно хватать ртом свежий воздух. Напрягая последние силы, пытаясь сбить пламя, он резко накренил самолет влево. И в эти секунды отчаяния и обреченности раздался сильный взрыв. Разваливаясь на куски, машина стремительно пошла к земле. Владимира выбросило из кабины. Открыв глаза, летчик увидел быстро надвигающуюся на него землю. Он нащупал кольцо и с силой выдернул его. Над головой раздался знакомый хлопок — парашют раскрылся. Через минуту Иконников лежал на траве... "